Невыдуманные истории

Про 45 минут

В студенческие годы  приятель пригласил меня на заячью охоту с гончей. Хозяин собаки всю дорогу   расхваливал её: «Как только она залает, я сажусь на пенёк и засекаю время. Через 45 минут прибегает заяц».  Собака,  действительно, лаяла, но как-то нестойко, часто теряя след (на языке охотников «скалывалась»). Прошёл час, другой, пошёл третий, а зайца всё не было. Кончилось тем, что мы ушли. «Хвастун он, – сказал приятель, –  всё у него за 45 минут: и заяц прибегает, и  рябчик прилетает, а то и глухарь придёт».

Прошло больше десяти лет. Рано утром мы высадились на небольшом разъезде и углубились в лес. Прошёл час, другой, а желанного гона всё нет. И погода нам, вроде, благоприятствует, и места заячьи, а поднять  не можем. И так почти до обеда.

Остановились на берегу небольшого ручья, вскипятили чай и …, только налили по кружке, как собака погнала. Похватав ружья,  разбежались. Зайца взяли и вернулись к костру. Посмотрели на часы – прошло 45 минут. Снова разожгли костёр, снова вскипятили чай. И опять! Только налили по кружке, собака погнала. Взяли второго, посмотрели на часы – прошло 45 минут.

Всё повторилось и в третий раз. Опять, как по шаблону: костёр, чай, лай собаки. Зайца снова взяли через 45 минут. Но тут уже все возмутились и потребовали от хозяина посадить собаку на створку. Наконец-то удалось отдохнуть и выпить чаю.

Про глухарей

На утренней зорьке я расстрелял почти все патроны – осталось всего пять штук, – хотя ни одной утки не добыл. Желая компенсировать неудачу,  мы с приятелем решили  поохотиться на боровую дичь. В лесу разошлись. Я шёл по покосу, когда на меня неожиданно сзади налетели   два глухаря. Дуплет, промах. Глухари летели слишком высоко, и я зря потратил патроны, осталось всего три штуки. У  приятеля патроны были. Я окликнул, он отозвался, но, судя по голосу, был далековато.  Пошёл навстречу.

В бору я наскочил на довольно большой  выводок глухарей.  Сдуплетил.  Взрослая копалуха, тяжело махая крыльями, отлетела метров на пятьдесят и села на нижний сук сосны, метров пять, не выше. Похоже, её оглушило. Понимаю – моя. Загоняю в ружьё последний патрон и подкрадываюсь к ней. И тут неожиданно  прямо из-под ног вылетел глухарёнок. С горяча, не целясь, стреляю и, конечно, промахиваюсь. Всё! Патронов больше нет! А копалуха продолжает сидеть.

Где-то недалеко идёт приятель. Позвать бы, но боюсь, что глухарка испугается и улетит. Сел на валёжину и стал ждать. Он же знает где я, должен вскоре подойти. Так прошло минут пять-семь. И надо же – не хватило терпения. Я стал бросать в копалуху сучья.  Где-то на десятом суку я попал ей в бок. Против ожидаемого (и что я, вообще, мог ожидать?) глухарка снялась и улетела.

Я  ещё стоял с раскрытым от удивления ртом, когда меня позвал приятель. «Где ты был? – набросился я на него. – У меня раненая глухарка вот тут  сидела»! «Я в болото провалился, сапог полон воды, разжигай костёр, сушиться надо». «У тебя сапог, а у меня копалуха улетела», – я продолжал негодовать, как будто он, а не я был виноват в случившемся.  «Дурак!  – заявил он, выслушав меня. – Не мог меня подождать».  А ведь действительно – дурак.

Своего первого глухаря я взял в конце ноября.  В лесу уже лежал снег, но был он талый и ходьбе не мешал. Рано утром, ещё в темноте, я с гончаком углубился в угодья. Недалеко проходила лесовозная дорога, временами были видны огни, движущихся по ней автомашин.

Неожиданно я услышал гудки сразу нескольких автомобилей и очень удивился: кому это они сигналят  так рано утром? И  тут я увидел летящего надо мной  глухаря. Не особенно надеясь на успех – птица летела  высоко, – вынес далеко вперёд и выстрелил.  Глухарь дёрнулся и стал заваливаться на левое крыло.

Найти раненого глухаря в темноте  не так-то просто.  Я засек курс по компасу – в мелколесье легко сбиться, – и направился, в расчёте найти, хотя бы, следы птицы.  Прошёл я довольно далеко, не менее  двухсот метров, когда услышал справа громкое хлопанье крыльев.  Подбежав, увидел, как собака, прижав глухаря к снегу, хватает его за спину. Гончак был молодой, «ходил» по первому году,  и  пытался придавить птицу как зайца. Стволами ружья я прижал глухаря и отогнал собаку. Передо мной сидел огромный петух.  Проверил освещённость по экспонометру – света для фотосъёмки явно не хватало. Решил подождать рассвета, тем более что глухарь не проявлял видимого беспокойства.

Надежда не оправдалась. Неожиданно петух сорвался и, вытянув шею, бросился бежать. Одним прыжком собака догнала его и, схватив за шею, придавила. И что я ждал? Можно было попробовать отснять глухаря и при большой выдержке, прижав фотоаппарат к дереву для устойчивости.  Какой великолепный был бы кадр!  Красивый чёрный петух на фоне белого снега. А так пришлось довольствоваться только натюрмортом.

Про зайцев

В конце октября выпал первый снег и сразу же заморосил дождь, который продолжался весь день. До самого обеда мы безуспешно пытались поднять зайцев, все следы были смыты. Изрядно промокнув, устроились под развесистой елью на кромке больших покосов, под которой было сухо. Традиционно: костёр, чай и по маленькой, а как же без неё на охоте.   Только наполнили кружки, как собака погнала и очень азартно.

Приятель отбежал по покосу метров сто, а я остался.  Вижу, он машет  рукой, явно показывая, что заяц идёт на меня. Действительно, вскоре я увидел зайцев, не одного, а двух.  И бежали они как-то странно, синхронно. Я выстрелил  в того, который был дальше. И вот незадача, патрон оказался снаряженным дымным порохом. Когда дым рассеялся, зайцев уже не было видно, а вскоре по следу с лаем пробежала  собака.

– Как это ты мог промазать? – это подошедший приятель. – Он же бежал от тебя  не далее двадцати шагов.

– Ты понимаешь, их было два.

– Ты что пьян!

– Откуда? Мы ведь только налили.

Осмотрели заячий след,   дроби на нем не было. Глянули дальше – на снегу чётко отпечатались следы дроби. Я стрелял по мнимому зайцу. Ни раньше, ни позже у меня не двоилось в глазах, тем более не в горизонтальной, как у пьяных, а в вертикальной плоскости.

В этот раз охота не заладилась. Зимний день подходил к концу, все уже устали, включая собаку, которая нестойко лаяла где-то вдали.

– Заяц-то рядом с тобой лежит, – крикнул приятель, который стоял метрах в двадцати.

– Да ну тебя, – отмахнулся я.

– Посмотри, он слева от тебя.

Я повернулся – в полуметре от меня лежал заяц, прижав к спине ушки. Что делать?  Не стрелять же в него с такого расстояния, как-то неловко. «Кыш!   – я прикрикнул на него. – Кыш»! Заяц не сдвинулся с места. «Ну и  хрен с тобой»!  – я прицелился и выстрелил ему в кончик носа, чтобы не разбить тушку. Щёлкнул курок. Осечка! Заяц с места подскочил почти на метр. Сгоряча я дёрнул за второй спуск  и промазал – дробь пулей прошла под зайцем. Отбежав метров тридцать, он сел, тяжело дыша, оглушённый ударной волной.  Я бросился к нему, на ходу «переломив» ружьё, чтобы взвести курки.  Когда осталось метров пять, я выстрелил. Заяц подскочил, закричал и  в два прыжка исчез.

В те годы, тем более на периферии, было туго с боеприпасами. Мы пользовались, в основном, латунными гильзами, папковые были редкостью. Дробовой пыж крепился расплавленным стеарином от свечи и на охоте часто «отходил», особенно при выстреле из второго ствола. Поэтому такие патроны заряжались в правый ствол и стрелялись первыми. При этом часто происходили осечки. Во второй, левый ствол, если была возможность, вставлялся патрон в папковой гильзе с капсюлем «Жевело».

– Как это ты умудрился промазать? – спросил подошедший приятель.

– Первый патрон дал осечку.

– Но ты же потом дважды стрелял!

Мы осмотрели место, где во второй раз сидел заяц. Следов дроби не было,  лежал    только пыж. Я вернулся по следу. В том месте, где «переламывал» ружьё, на снегу лежала  выпавшая из патрона дробь.  Я стрелял  «холостым» патроном и попал  в зайца войлочным пыжом.

Про телят

В девяностые годы, когда в промышленности всё рушилось и разваливалось,  два предприимчивых молодых человека, взяв кредит, закупили 200 штук телят для откорма. Разместили они их в наскоро сделанном загоне. Вскоре телята подросли, вытоптали в загоне всю траву, разломали изгородь и убежали в лес. Парни были в шоке. Предстояло возвращать кредит, а нечем. Автомобилей у них не было, квартиры тогда ещё не приватизировались. Тупик.

А телята на сочном  корму быстро росли и набирали вес. Когда же пришла осень, и в лесу стало голодно, они, повинуясь инстинкту, потянулись к людям.  Тут предприимчивые парни их ловили и продавали подсобному хозяйству на мясо.  Поскольку затраты на откорм телят равнялись нолю, парни не только погасили кредит, но и остались с неплохой прибылью.

Пришли, однако, не все телята, 37 штук остались в лесу. Отыскать их не удалось, и парни  просто махнули на них рукой. А вот охотники – нет.  По первому снегу они быстро отыскали телят и отстреляли их вместо лосей. Парни к ним претензий не имели, все, похоже,  остались довольны. Так что отстрел по ошибке коровы в фильме «Особенности национальной охоты» не такая уж неправда.

Про тетеревов

В конце сентября приятель пригласил  на охоту. У меня был мотороллер, на котором мы и отправились. По лесной дороге выехали на покосы. Когда-то  здесь была  деревня, а теперь большая поляна. Мы обошли вокруг неё, но ничего интересного не заметили. Вечерело, надо было думать о ночлеге.

– Тут недалеко есть несколько бараков, оставшихся от  золотодобытчиков, мы всегда там останавливаемся, – сказал приятель.

Только мы выехали с покосов, как увидели  движущуюся навстречу чёрную легковую машину. Было в этом что-то нереальное – директорская «Победа» в глухом лесу. Возле бараков собралась большая компания охотников, на столе, посреди поляны, стояло  четырнадцать бутылок водки. Я поинтересовался: видели ли они «Победу».

– Да, это капитан, военпред, он скоро вернётся, – я посмотрел на часы. –  Он, между прочим, классный охотник, в этом году «взял» уже около пятидесяти тетеревов.

Пятьдесят штук – это много. Я за всю свою охотничью практику не «взял» столько, хотя более тридцати лет каждый год во время отпуска выезжал в богатые дичью охотничьи угодья.

Через сорок минут подъехала машина. Капитан направился к столу, а водитель, налив чаю, отошёл в сторонку. Я подошёл к нему и, как бы  невзначай, спросил: правда ли, что на счету капитана столько тетеревов?

– Я не знаю, сколько у него всего – ответил он, – но вот сейчас он подстрелил шесть.

– Когда это, сейчас?

– А вот как разминулись с вами.

– Но ведь уже темнело.

– Вот именно. Мы выехали на покосы, покурили, дождались темноты и поехали тихо с включенными фарами. Тетерева в сумерках выходят на дорогу, по-видимому, клевать гальку. Сначала капитан пытался стрелять из машины, но, пока он вылезал, тетерев  убегал. Тогда он побежал за машиной. Тетерев, ослеплённый  фарами, вначале прижимался к земле, вот он и  стрелял в него. Могли бы взять десять, но взяли только шесть.

За столом кто-то спросил капитана: «В чём секрет меткой стрельбы»?  «В хладнокровии», – немного подумав, ответил он.

Утром охотники разошлись по лесу. Я шёл по дороге, когда рядом в лесу раздались два выстрела, а через секунду надо мной пролетел тетерев. Я тоже сдуплетил и тоже промазал. Через минуту на дорогу вышел капитан.

– Не хватило хладнокровия? – немного с издевкой спросил я.

– Да! Вылетел неожиданно, никак не мог поймать его на мушку.

Понятно! Одно дело стрелять из-под фар сидящую в десяти шагах птицу, другое, когда она вылетает из-под ног и в доли секунды исчезает, крутясь между кустов. В дальнейшем, когда кто-то промахивался, его в шутку спрашивали: «Что, хладнокровия не хватило»?

Про лосей

Впервые на лосинную охоту меня взяли в качестве загонщика, в свои сорок три я был ещё скор на ногу. В бригаде три человека. Крупного быка засекли вечером, следы вели в густые сосновые посадки. Решили лося  не беспокоить. Утром стрелки заняли позиции, а мне велели обойти посадки и посмотреть: нет ли выходного следа.

Лося я заметил метрах в ста, он стоял на краю посадок. Увидев меня, направился вглубь. Посадки представляли собой ряды мелких сосёнок, близко посаженных друг к другу. Двигаться поперёк рядов было трудно, а вот между рядами – легко. Я побежал вдоль посадок, надеясь перекрыть ему путь и направить на стрелков. Неожиданно прямо перед собой я увидел лося, который бежал в крайнем ряду. Красивый зверь. Рога – огромные лопаты, на ногах белые «чулки». Я выстрелил «навскидку».

В загоне бригадир разрешил мне стрелять зайцев, поэтому  один из стволов был заряжен   дробью. Во втором был патрон с круглой пулей и дымным порохом, их мы таскали «на всякий случай». Дым ещё не рассеялся, но я  понял, что промазал. Подошли стрелки.

– Где он бежал? – спросил бригадир. Я показал.

– А ты где стоял?

– Тут, где стою.

Смерили. Оказалось пятнадцать шагов. Шагов –  не метров.  Пуля пробила сосенку толщиной примерно десять сантиметров, но потеряла силу и, скорее всего, в лося даже не попала. Прошли по следу примерно два с половиной километра, следов ранения не было. А всего бы на два сантиметра левее!

Подошли к старому горельнику.  Стрелки ушли вперёд, а мне велели через десять минут обследовать бурелом, где могли быть лоси. Сразу же обнаружил три свежие лёжки и начал обходить, выгоняя лосей на стрелков. Я уже выходил из горельника, когда услышал громкую ругань бригадира. Оказалось, на него вышла лосиха. Он уже приготовился стрелять, как увидел направлявшегося  в его сторону быка.  Цель была более желанной, и он переключил всё  внимание на лося. И надо же такому случиться,  тот на несколько секунд скрылся в низинке.  Когда он показался, стрелять было уже далеко. Поистине, за двумя зайцами…

В следующий раз на охоту вышли после обильного снегопада. Довольно быстро обнаружили трех лосих. Но попытка выставить их на стрелков успеха не имела. Бригадир оставил нас на линии электропередач, а сам ушёл посмотреть, нет ли перехода лосей. Мы стояли тихо переговаривались, когда услышали треск. Повернулись –  через просеку перебегала лосиха. Я вскинул ружьё. «Далеко, ведь»! – только и успел сказать напарник. В это время на линию ближе к нам выскочила  вторая. Я выстрелил пулей «Вятка». Послышался визг, лосиха повернулась и упала. «Есть»! – обрадовано крикнул напарник. Но не тут-то было. Лосиха соскочила и бросилась в обратную сторону. Мы оба выстрелили, но не попали. Подошёл бригадир. «Я думал, вы лося добиваете» – заключил он.

Осмотр следов показал, что моя первая пуля долетела до лосихи, но потеряла скорость и ударила в наледь под ней, отсюда и визг. Лосиха упала, поскользнувшись на льду.  Моя вторая пуля не долетела метров двадцать, пули напарника упали посредине. Я смерил расстояние, оказалось 156 шагов,  что-то около ста метров.

Бригадир предложил мне пройти по следу, но если лосиха уйдёт далеко (ориентир дорога), вернуться. Будем выслеживать оставшихся двух. Я дошёл по следу до дороги и повернул обратно. Шёл по квартальной просеке, как партизан,  ружьё на плече.    Внезапно метрах в пятидесяти на просеку вышла лосиха. Очевидно, поняв, что её не преследуют, она  решила догнать своих «подруг».

 Я вскинул ружьё – она бросилась обратно, скрывшись за снежной «стеной». Бригадир предлагал нам стрелять в то место, где скрывается лось, справедливо полагая, что пуля пройдёт через засыпанное снегом мелколесье, а подранка мы «доберём». Я выстрелил дуплетом, но по шуму удаляющегося зверя, понял, что промазал. Лосиха скрылась за огромным выворотнем, в него аккуратно и попали обе пули.

В последующие годы я неоднократно участвовал в охоте на лосей, отснял небольшой фильм, но стрелять больше не довелось.

Про уток

В конце сентября друзья пригласили меня на охоту,  на боровую дичь с охотничьей собакой. Выехали  затемно. Дорога  пересекала реку. Примерно за полкилометра  услышали  ружейную пальбу, а когда заехали на мост, увидели стоящих вдоль берегов большое количество охотников – пошла северная утка. Мы выскочили из машины и стали поспешно собирать ружья. Ко мне подбежал сосед по дому:

– Есть у тебя патроны?

– Полный патронташ.

– Дай два.

Когда с собой двадцать четыре патрона, то двух не жалко.  Я дал ему пару, он тут же выстрелил в налетевших уток и промазал.

– Дай ещё!

– Ты так все мои патроны расстреляешь! Вот тебе патрон с осечкой, больше не дам.

Я встал на мосту. Утки летели огромными стаями с шумом, напоминающим  гул реактивного самолёта. Со всех сторон гремели выстрелы. Начинались они вдали, за поворотом реки. Когда очередная стая вылетала из-за поворота, видны были сплошные вспышки –  многие стреляли дымным порохом. «Как на 3-ем Белорусском фронте»! – пошутил старый охотник. Я второпях сделал пять дуплетов и только тут заметил, что половина патронташа пустая.

– Не успел толком разобраться, а уже половины патронов нет, –  посетовал я.

– Это что! Половина! Я пятьдесят патронов взял,  давно ни одного нет.

Я обернулся. У стоящего рядом охотника ружьё было убрано в чехол и прислонёно к перилам. Пятьдесят штук! Я столько за сезон не расходовал. В студенческие годы охотиться приходилось только в каникулы, да и с боеприпасами в те годы было туговато, особенно с порохом.

 – Это что! – продолжал он. – Вон тот сто штук привёз, давно уже не стреляет.

– Ну а как с трофеями?

– По нолям.

– А что не уезжаете?

– Интересно на вас посмотреть.

Рассвело. И тут стало ясно, почему в уток почти никто не попадал – они шли на высоте около двухсот метров. В темноте казалось, что огромные стаи   летят низко, вот по ним и стреляли. Дробь до них просто не долетала. Лет через  двадцать, я на открытии охоты снимал фильм.    С помощью телеобъектива  я мог легко определять  расстояний до уток, которые летали на высоте 70-80 метров,  а по ним палили  из «каждого куста».

Услышав звуки выстрелов, собака стала метаться по машине и наступила на сигнал – зажигание шофёр забыл выключить.  Охотники вокруг захохотали: «Ребята, не тратьте патроны, езжайте в лес, вон и собака зовёт. Там вы хорошо поохотитесь».

Я перебрал патроны,  одиннадцать штук: три отдал соседу, десять расстрелял сам. Шесть спрятал в карманы – это НЗ, их  я оставляю для леса.  Пять, однако, решил потратить на уток. Присмотрелся. Основная масса птиц двигалась в вышине, но некоторые одиночки летели над водой. Увидев мост, приподнятый над водой метров на пять, они делали «свечку» и оказывались в пределах досягаемости. Пятью выстрелами я сбил двух: одну встречным, другую в угон.

– Вот так и надо было стрелять! – закричали   охотники.

– Конечно! – заявил я, – но вы орёте: «Бей, бей»! – вот я и стрелял.

– У нас уже патроны  кончились, а вы «свеженькие» приехали, вот мы вас и подзуживали.

А  сосед «стрелял» отданным патроном  девять раз,  и только на последний  патрон «сработал». Он сбил утку, единственную за зорьку.

Про охотников

«Ну, и чем вы, охотники, отличаетесь от нормальных людей»? – эту фразу бросил один из молодых сотрудников, а разговор шёл во время обеденного перерыва на совхозном поле, где мы занимались прополкой. И вот я подумал: а действительно, чем? И вспомнился мне один  эпизод, происшедший много лет назад.

Вчетвером мы на легковушке  приехали на открытие охоты. Остановились на лесосеке, где был большой дом и около полутора десятков кроватей. Матрац, подушка, белья нет, но нам и этого было достаточно. На выходные лесорубы уезжали домой, в избушке оставался сторож, который пускал охотников за небольшую плату в виде оставшихся продуктов и стопки водки.

С вечера накрапывал дождик, но нас это не смущало. «Ранний гость до обеда, –  заявил самый авторитетный, – к утру пройдёт». Но дождь не только не прошёл, но ещё и усилился. Назавтра ждали часов до десяти, наконец, он стал стихать и даже перестал. «Ну, что я говорил! Тронулись»! – весело бросил он. Прошли не более километра, дождь начался снова. Вся листва и трава набухли от влаги, да тут ещё сверху поливает. Вскоре на нас не осталось ничего сухого. Дичь вся попряталась, мы не встретили никого.

К вечеру вышли на покосы и остановились под большим односкатным шалашом. Разожгли костер, хотели подсушиться. Куда там!  Со спины идёт пар, а спереди мочит дождь. Повернёшься – всё наоборот. Так мокрые и просидели всю ночь. Только забрезжил рассвет,  пошли обратно.  В избу пришли около девяти часов. Там оказались молодые супруги, которые приехали  за кедровыми шишками. Они, в отличие от нас, никуда не ходили, а переждали ненастье в тепле и сухости.

Мы дали мужу денег и послали  на машине в ближайшую деревню за водкой. Жену попросили лечь, отвернуться и не подсматривать, а сами разделись донага и развесили всю одежду на вешала.  Сторож раскочегарил железную печку до красна. Из открытой двери пар валил, как из бани. Через час муж вернулся. К тому времени трусы просохли (их повесили  над печкой), и мы все дружно сели за стол. Супруги уехали, а мы завалились спать. Отдохнув, вечером поехали домой.

И мы, и они оказались в одинаковой ситуации. Но они, как все нормальные люди, никуда не пошли. А мы мокли сутки, хотя результат у нас, как и у них, был одинаковый. И вот, я думаю: чем охотники отличаются от нормальных людей? Очевидно одержимостью.

Про медведя

Это случилось  в начале шестидесятых годов в глухой деревушке, заброшенной в предгорьях Урала. Раньше здесь  был прииск,  мыли золото и платину, но со временем жила истощилась, прииск забросили, взрослые ушли на заработки в  соседние города, остались в деревне старики да дети, которых родители привозили на лето.

 Жили огородами, благо земли – сколько хочешь, да разводили скот. Коров выпускали на «вольный выпас». Те, которые не доились, оставались в лесу на всё лето и только поздней осенью, когда наступала бескормица, возвращались в деревню.

Когда домой не вернулась одна корова, особенно не забеспокоились. Но когда одна за другой пропали пять, пошли искать. Их останки нашли недалеко от деревни, стало ясно – коров задрал медведь. Обратились к властям, те вызвали из области охотников. Прибыла бригада с собаками, специально натасканными на медведей. Хищника искали недели две, но он ловко уходил от преследователей. Кончилось тем, что бригада уехала, а пропажа скота возобновилась.

Не лучше обстояли дела и у второй бригады, вызванной из другой области. Медведь был матёрый и опытный, в глухой тайге он ловко уходил от погони.

«Завалил» медведя пятнадцатилетний подросток. Он обратил внимание, что на всех задранных коровах были большие колокола, по-местному – ботало. По их звону медведь, очевидно, и находил жертву.

Так вот мальчик устроил недалеко от деревни засидку на дереве, повесил рядом ботало, привязал к нему верёвку и стал за неё дёргать. Медведь не заставил себя ждать, пришёл в первую же ночь. Летние ночи светлые. Подросток заметил его издалека и выстрелил, когда он приблизился к боталу.

Раненный зверь заревел и бросился в лес, а мальчик,  перепугавшись, бросил ружьё и убежал в деревню.  Дед с бабкой не сразу поняли, что с ним, а, когда разобрались, рассмеялись, решив, что всё  он выдумал. Но соседские мужики отнеслись к этому серьёзней, подробно расспросили, собрались и с ружьями пошли в лес. Сражённого пулей медведя нашли недалеко от засидки и на подводе привезли в деревню. Мяса хватило всем.

Про учет

В конце февраля 59-го года мы, шестеро студентов пятого курса во главе с преподавателем, отправились на учёт дичи по «белой» тропе в угодьях, закреплённых за нашим институтом. Приехали  на автобусе вечером в пятницу на охотничью базу. Руководитель совместно с егерем наметил маршруты. Нам выдали карты, но очень примитивные, в чём мы вскоре убедились.  Учёт был рассчитан на два дня с ночёвкой в егерских избушках. По пути нам разрешили охотиться на птицу.

Всю ночь шёл снег, что облегчало учёт, но затрудняло движение. У нас были спортивные лыжи на ботинках. Чтобы в них не попадал снег, поверх  надевались старые капроновые чулки, которые мы выпрашивали у девушек. Снегу в этом году выпало много, ноги  проваливались по щиколотку. Скорость продвижения ничтожная, не более двух километров в час.

Мы учли несколько косуль, причём двух визуально. Лосинных следов, к сожалению,  не видели, Видимо они предпочитали лежать в такую погоду. Видели тетеревов на берёзах, но они на выстрел не подпускали.

Шли по квартальной просеке, которая неожиданно кончилась, хотя на карте значилась. Ориентируясь по компасу, шли дальше по глухому лесу. Вечерело. В лесу наступили сумерки. Вышли на дорогу, по ней кто-то недавно, уже после снегопада, проезжал на санях. На карте дорога была не обозначена. Я сориентировался по компасу, получалось, что она выходила к егерской избушке, где мы и должны были ночевать. До избы было порядка восьми километров, по проторённой дороге это  часа два ходу.

– Нет этого места на земле! – с нажимом заявил напарник.

– На земле есть, на карте нет, но это ничего не значит. Карта плохая, квартальные просеки нарисованы сплошными линиями, как меридианы и параллели, а на самом деле их во многих местах нет. Дорога не может идти «в  никуда», это егерь проезжал по ней днём.  Двинулись.

Прошли с полчаса. Напарник всё время скулит: «Нет этого места на земле»! Наконец увидели квартальный столб. Чтобы прочитать номер, пришлось посветить спичкой. Сверились по карте, выходило, что, если немного пройти по просеке, мы выходим на дорогу (куда и должны были выйти), по которой до егерской избушки не более трёх километров. Свернули. Было уже восемь часов вечера.

Шли, меняясь вначале через каждые двести шагов, затем через сто. В одном месте напарник провалился в яму, задержался только благодаря тому, что ухватился за берёзку. Я подошёл сбоку и подставил ему ногу, а сам ухватился за дерево. С трудом удалось его вытащить. Он сказал, что ноги его  болтались вместе с лыжами. Я пошёл по краю просеки рядом с деревьями, но всё равно  провалился. Правда, тут же упал набок и схватился за дерево. Приятель вытащил меня тем же способом.

Подошли к квартальному столбу, посвятили спичкой – тот же номер, что и на предыдущем. Ну, вот сейчас будет  дорога, а это просто ошибка. Но время идёт, а желанной дороги всё нет. И снова квартальный столб, и снова тот же номер. Ну, наконец-то, вышли, обрадовались мы. Но не тут-то было. Время идёт, а дороги всё нет. Меняемся теперь через каждые пятьдесят шагов. Темно, едва видно просеку. Подошли к столбу, уже четвёртому по счёту, посвятили – тот же номер. Совсем было упали духом, но оказалось, что желанная дорога проходит в нескольких метрах. Вскоре пришли в избушку, было уже одиннадцать часов. Егерь сообщил, что руководитель взволнован. Тревога за нас была усилена ещё и тем, что, буквально перед нашим выездом, стало известно о пропаже девяти студентов нашего института на Северном Урале. Я доложился руководителю. Он сообщил, что не вышла на связь (егерские избушки соединялись телефонным проводом)  еще одна группа, приказал сойти с маршрута и поискать их.

Егерь показал «правильную» карту. На ней была обозначена  и та дорога, и та квартальная просека. Как я и предполагал, это он ездил днём за сеном. Сказал, что видел волков, которые утащили у него одну из собак. «Я повесил ружьё на облучок и стал накладывать на сани сено. Вдруг раздался лай и на опушку вышли шесть волков. Старая собака бросилась мне под ноги, а молодая, неопытная ещё, стала огрызаться на волков. Я схватил ружьё, а оно не заряжено. Пытаюсь вытащить из патронташа патроны – не получается, кожа замёрзла, стала твёрдой.  А волки обступают собаку со всех сторон. Я в отчаянии закричал: – Стой! Стой! Стрелять буду! – А что толку. Они схватили собаку и утащили».

– И куда вас занесло? – продолжал он. – Место это гиблое,  называется «Чёртов увал», мы  туда не ходим.

– А что там за ямы?

– Геологи шурфы нарыли, да не огородили.

– А почему номера на четырёх квартальных столбах одинаковые?

– Лесоустроители напутали, да так и оставили.

Утром, ориентируясь по исправленной карте, вышли на лесовозную дорогу и…, вот же удача, встретили на ней пропавшую группу. Они ночевали в бараке у лесорубов, и решили идти назад по своей лыжне. Им повезло  больше, в болоте натолкнулись на табун тетеревов, которые сидели под снегом. Одного удалось взять. По проторённой лыжне через пару часов вышли на базу. Третья группа была уже там. А еще через час прибыл автобус, и шофёр сообщил страшную весть – на перевале, носящем теперь имя Игоря Дятлова, нашли первые трупы туристов.

Джемиль Коростелев