Гроза началась внезапно и, хотя мы укрылись под развесистой ёлкой, через полчаса основательно вымокли. Ставить палатку и разводить костёр показалось некомфортным. «Мы же недавно проплыли мимо избы, – сказал я, – давайте вернёмся и заночуем там». В избе было прибрано, пыли на столе не было. Казалось, что хозяин ушёл недавно. Возле избы на берегу лежала перевёрнутая новенькая лодка. Бросалось в глаза, что в избе не было ни пилы, ни топора, ни другой домашней утвари. Я поинтересовался у проводника:
– Кто здесь живёт, и где он может быть?
– Эта изба Коли Носова, он вероятно, на озере охотится на уток.
– А как он охотится, ведь лодка здесь?
– А у него небольшая на озере есть, «шитик» по-нашему. С неё и охотится. Ставит щиток из еловых лап, утки в этом случае не боятся, а собираются в кучу. Он подплывает к ним и стреляет. Очень добычливая охота. Год тому назад мой сын промышлял с ним, пятьдесят штук привёз.
– А почему он остался в тайге, обычно охотники после сезона возвращаются домой.
– Носов, – рассказал он, – два года тому назад взял в аренду эти угодья и уплыл вместе со своим дядей. Пушнину, однако, не сдавал, а продавал шоферам на «зимнике». В этом году охотовед решил вывезти его отсюда, поехал на тягаче, но застрял в болоте и вынужден был вернуться. Так он и остался здесь.
Второй раз я услышал о Носове в сентябре этого же года. Оказавшись рядом с его избой, решили заглянуть. Всё там было разбросано, стол покрыт пылью, видно, что в избе давно никто не живёт. Лодку мы увидели километрах в двадцати ниже по течению, она была приткнута к берегу, на ней стоял новенький мотор. У напарника кончились сигареты, и он решил обменять мелких окуней (корм для собак) на табак. Нас встретил прихрамывающий на одну ногу высокий старик, возле него крутились два щенка, взрослых собак не было видно.
– Ты Коля Носов? – спросил я.
– Нет, я его дядя, Иван Максимович.
– А где Коля? Мы заглядывали в избу, там его нет.
– А он ещё дальше живёт, выше по реке.
– А где бензин берёте?
– На «зимнике». Выменяли у шоферов за пушнину, весной на лодке перебросили сюда.
– Я слышал, что вы не сдаёте пушнину, а продаёте шоферам.
– Наговор это. Зимой сдали сорок белок заготовителю, закупили муку.
– А ты чем занимаешься?
– Собак у нас кто-то убил, взял вот двух щенков, выкармливаю.
На обратном пути заночевали в избушке с двумя охотниками, Узнав, где мы были, поинтересовались:
– Колю Носова видели?
– Колю нет, а вот с его дядей, Иваном Максимовичем встретились. Он сказал, что Коля где-то в верховье реки живёт.
– Врёт дядя. У них на двоих одна лодка, так что он тут же был, услышал, что вы подплыли, и убежал. Коля от всех скрывается. Вороватый он. Весной, когда сойдёт лёд, шарится по избушкам, что ценное найдёт, тащит.
На следующий год мы остановились в избе на берегу реки. Хозяйка – по-местному бабка Марья, бодрая старушка, хотя и преклонного возраста. Живёт одна в избе, построенной её мужем. У неё две собаки и любимец кот. Есть даже ружьё.
– А почему не живёшь в деревне, с людьми? А вдруг занеможишь?
– Кем я там буду? Приживалкой. А здесь я хозяйка. Летом часто лодки мимо проплывают, навещают. Если что случится, помогут. А зимой здесь в трёх километрах зимник проходит, машины часто ездят, шофера подвезут до деревни.
К Марье приплыл внучатый племянник, работник газокомпрессорной станции, которых здесь зовут кратко «газовики». Как-то мимо избы проплыл и не остановился охотник с двумя добытыми лосями. «Ай, Ванька, жадный стал, – запричитала бабка, – не дал Марье мяса». «Её тут все понемногу подкармливают, – сказал Антон, – привыкла. А Иван торопится, пока мясо не «завяло», иначе «газовики» не купят».
Под вечер возле избы остановилась лодка, вышли двое.
– Кто такие? – это вопрос к нам.
– Да так, люди, – небрежно бросил я. – А ты кто?
– Это Андрей, сын Коли Носова, он после отца арендовал эти охотничьи угодья, – сказал тихонько племянник.
– Вот оно что! Хозяин здешних мест! – я картинно предложил ему место рядом на бревне.
– Да нет, торопимся, – бросил он уже спокойнее.
Дня через три он снова приплыл, угостил лосятиной, попросил достать ему незарегистрированное ружьё.
– Я не смогу купить тебе его без разрешения милиции, сейчас с этим строго. Получи лицензию, вышли мне её с доверенностью, тогда куплю.
– Мне нужно ружьё, которое нигде не числится.
– Зачем тебе такое? Ты же охотник-промысловик.
– А я вот иду в тайгу, все видят, что я без ружья, а оно у меня в лесу хранится.
Андрей сообщил, что Иван Максимович умер минувшей зимой: «Я весной приплыл, дверь в избу закрыта. Заглянул в окно, вижу, мёртвый лежит. Вернулся домой и сообщил, что отец умер. Мы взяли его костюм, приплыли, чтобы похоронить, а оказалось – умер дядька Иван». Звучало как-то фальшиво. Он сообщил родным о смерти отца, даже не убедившись, кто же на самом деле умер.
В третий раз мы попали в эти места весной. Май выдался холодный и снежный. В поисках уток курсируем по реке. Поднимаемся вверх и тихо, на самых малых оборотах, только, чтобы можно было управлять лодкой, плывём вниз. Приятель сидит на носу с ружьём, я с кинокамерой за мотором. Вижу, как метрах в ста на берег выходит лосиха, спускается в реку и плывёт на противоположный берег. Даю полный газ и начинаю снимать. Догоняю лосиху и боюсь, как бы не задеть её лодкой – расстояние в видоискателе искажается. Потом приятель сказал, что мог бы дотронуться до неё рукой. Лосиха выскакивает на берег и скрывается в лесу.
Заночевали в избе Коли Носова. Ночью выпал снег, заметно похолодало. И это первого июня. Решили не искушать судьбу и переждать непогоду в тепле. Возле избы навалены сосновые чурки. Чтобы не было скучно, колем дрова. Устроили даже соревнование: кто с меньшего количества ударов расколет чурку.
Осматривая избу, нахожу толстую общую тетрадь. Это оказался дневник Носова. Слова написаны неправильно, некоторые вообще разорваны, чувствуется, что с грамотой автор не в ладах. Записи кратки: был там-то и там-то, добыл белку, подстрелил рябчика. Многие дни пропущены. Мы пришли к выводу, что автор обращался к дневнику тогда, когда ему не везло на охоте, или было плохое настроение: «Три дня на охоту не ходил, отдыхал, варил себе и собакам. Хотя, какой это, к чёрту, отдых»?
При чтении дневника, мы обратили внимание, что Коля тепло отзывается только о любимой собаке и сыне, ни словом не упоминая, ни жену, ни дочерей: «Сегодня день рождения Бульки, сварил ему похлёбку повкуснее». И далее: «Андрей, когда ты приедешь? Я покажу тебе места, богатые белкой и соболем. Возвращайся скорей». Сын в это время проходил службу в армии. Нигде не упоминался дядя, которого он и привёз сюда. Но больше всего поразила фраза: «Как плохо жить одному»! А ведь он жил рядом (по таёжным меркам) с родственником.
Но самое интересное было в конце дневника: «Отец, где ты! Я искал тебя там-то и там-то, но тебя, нигде нет»! Эту запись сделал Андрей, когда, обнаружил дядю мёртвым. Значит, считал, что отец жив. Записей две, вторая, сделанная двумя неделями позже, более сдержана.
Последние две записи сделаны в сентябре того же года. К отцу он уже не обращается, просто сообщает, что такого-то числа уплывает домой. Но, если Андрей смирился с мыслью, что отца нет в живых, то для кого он делает эти записи? Не для мёртвого же! Если Коля погиб в тайге, то куда делись собаки? Если скрылся и где-то живёт, как обходится без соли, спичек, боеприпасов? Да и зачем? Вопросы, вопросы, вопросы…
На второй день нашего пребывания в избе неожиданно приплыл Андрей с приятелем. Я с ним знаком по прошлым приездам. Андрей обрадовался, что мы перекололи ему дрова, он для этого и приплыл с помощником. Зимой заниматься заготовкой дров будет некогда, надо охотиться. Узнав, что мы видели лосиху, возмутился:
– Почему не подстрелили?
– А что с ней делать? Нам столько мяса не съесть.
– Нам бы продали.
Я попытался расспросить его об отце, но он уклонился от разговора. Его спутник был более разговорчив:
– Мы думаем, что Колю убил дядя. Они часто ссорились, поэтому и жили в разных избушках. Дядя умер от голода. Один охотник выходил из тайги и заглянул к нему. Изба не топлена, еды ни какой.
– А почему он не уплыл домой? Ведь у него была моторная лодка.
– Совесть, наверно, мучила.
На обратном пути мы заглянули в избушку дяди. В ней всё разбросано, говорили, что это постаралась росомаха. Рядом на могильном холмике православный крест: «Бурмантов Иван Максимович». Ни даты рождения, ни смерти. Всё, что осталось от человека, добровольно обрёкшего себя на одиночество и голодную смерть. Они жили почти рядом, два близких человека, но так и не нашли общего языка.
Через десять лет мы остановились в этой избе. Всё прибрано, разложено по своим местам. На столе записка: «Туристы! Прошу соблюдать чистоту и порядок, мусор после себя не оставлять». И подпись: «Хозяин здешних мест».
Джемиль Коростелёв
