По узкоколейной железной дороге мы забрались в верховья глухой таёжной речки, где располагался лагерь, и стояла лесоустроительная экспедиция. Я зашёл туда и поинтересовался: можно ли пройти реку на плоту.
– На плоту не пройдёте. Мелко. Тут один солдат из Риги сделал большую лодку, на которой впору по морю плавать. Поинтересуйтесь, может, продаст.
Я обратил внимание на больного парня, спросил, что случилось. Оказалось, посек ногу топором, началось воспаление. С нами был врач-хирург. Он дал больному полкружки спирта и, когда тот опьянел, перетянув ногу жгутом, охотничьим ножом очистил рану и засыпал её пенициллином. Взамен уговорили продать нам тушёнку. Просили двенадцать банок, но дали нам только шесть (большой дефицит). С лодкой договорились быстро, солдат запросил 30 рублей. После небольшого ремонта сделали весла и в путь.
К вечеру второго дня приплыли в промежуточный лагерь лесоустроителей. Несколько палаток, стеллаж с продуктами и прочим скарбом. В лагере трое парней, студентов лесотехнического института. Они только что вышли с маршрута и завтра уходят в базовый лагерь. На прощание с тайгой парни разожгли «пионерский» костер и сварили ведро лапши с тушёнкой. Всем налили по 50 граммов спирта. Засиделись до полуночи.
Утром ребята ушли, а мы решили воспользоваться имеющимися в лагере ведрами и устроить баню. Вышли после обеда. Когда собирались, выяснилось, что у одного из нас пропали меховые носки, которыми он очень дорожил.
– Я встал рано, – рассказал он, – они ещё не ушли. Носки положил на стеллаж, там еще 20 банок тушенки стояли, теперь нет ни банок, ни носок.
Было ясно: ребята забрали тушёнку (все-таки дефицит) и прихватили носки. Жалко, но что поделаешь?
Двигались так: четверо шли по берегам и охотились на рябчиков, двое плыли на лодке и ловили рыбу. Вечером, когда остановились на ночлег, шедшие правому берегу, сказали, что им встретился заключённый, который шёл в сторону лагеря, где мы ночевали.
– Он ещё что-нибудь стащит, а подумают на нас.
– Ну и что мы можем сделать? В этом месте много народу ходит.
На четвёртый день от нас ушёл врач – не выдержал трудностей. Недалеко находился леспромхоз, мы проводили его туда. Боры кончились, пошли болота. Идти по берегу стало трудно. Решили все плыть на лодке. Расселись так: двое впереди, двое за ними, один на корме. Четверо гребут, пятый правит. Менялись каждый день, Когда на берегу показывалась низина, где могли быть утки, причаливали к берегу. Утки было много, к вечеру добывали до десяти штук. Четыре банки тушёнки так и остались до конца похода не тронутыми.
Как-то, остановившись на обед, нашли на берегу пустую консервную банку из-под тушёнки. Банка была не вскрыта ножом, а разбита камнем. При осмотре обнаружилось, что банка из той же партии, что и наши. Рядом были видны следы костра, но рогатки из ивняка не срезаны, а сломаны. В лесу и без ножа – это было более чем странно.
Во время прохождения длинного и мелкого переката нас догнала моторная лодка. За время плавания мы приноровились проходить перекаты: одну ногу опускаешь за борт и отталкиваешься от дна. Лодка резко всплывает и быстро продвигается вперёд. У людей, плывущих сзади, такого навыка не было, и они стали отставать. Тут же последовала резкая команда: пристать к берегу и сложить оружие. Лодку вытащили на отмель, ружья разрядили и отложили в сторону.
В лодке трое, не считая, крупной немецкой овчарки. На берег вышел сержант, положил собаку и потребовал предъявить документы. При этом, сидящий в лодке солдат, держал нас под дулом автомата.
– А где у вас шестой? – спросил сержант.
– А откуда ты знаешь, что нас было шестеро? – спросил я.
– Так вы же у нас лодку покупали, – улыбнулся он.
Проверив документы, сержант попросил вытащить рюкзаки из лодки, якобы для её осмотра. Лодку он, однако, осматривать не стал, а начал ощупывать рюкзаки.
– Что вы ищите? – спросил я.
– Тушёнку, – зло крикнул, лесоустроитель, сидевший на корме.
– Какую тушёнку? Шесть банок мы купили у вас, кстати, в твоем присутствии.
– Ту, что вы украли в лагере, где ночевали.
– В этом лагере ваши парни украли у нас меховые носки.
– Наши ребята не возьмут, – огрызнулся он.
– А почему ты решил, что мы возьмем?
Сержант прервал наши пререкания:
– А вы не встречали случайно заключенного?
– Встречали. В одном месте они сено ворошили, в другом – дрова заготовляли.
– Не те. Этих мы знаем. А вот одинокого человека не видели?
– Встретили одного, недалеко от лагеря. Выглядел как-то странно. Одет в летнюю куртку, а на голове зимняя шапка, Сидел на тропе и что-то искал в новом зелёном рюкзаке. Увидев нас, испугался, но потом успокоился и сказал, что идёт в базовый лагерь.
– Точно, это наш рюкзак! – крикнул лесоустроитель.
– Опознать можете? – спросил сержант и показал фотографию в фас и профиль. «Виктор Масленников, 1944 год рождения», было написано на ней. Так вот, чью банку из-под тушёнки мы нашли на берегу.
– Да, это он. А что случилось?
– Их бежало трое, двоих уже ликвидировали. А этот «телок» пока ещё бегает.
– Что значит «телок»?
– Бывалые заключённые перед побегом сговаривают кого-нибудь из молодых. Потом убивают и съедают. Он движется по правому берегу с той же скоростью, что и вы. Останавливайтесь на ночлег только на левом берегу, прячьте оружие и одежду.
– А что делать, если мы его встретим?
– Задержите. Не послушается – стреляйте. Эти люди вне закона.
– Раз вы знали, кто мы такие, зачем такие страсти при проверке?
-Так положено, – улыбнулся сержант, – а потом мы и вправду думали, что это вы украли у лесоустроителей консервы.
Перед последним привалом увидели на берегу трёх оперативников, которые делали вид, что ворошат сено. Они спросили о беглом заключённом.
– Мимо нас не пройдёт! – хвастливо бросил один из них.
– Да за вас версту видно, и ясно, кто вы такие.
Остановились на покосе. На прощание сварили полведра лапши с тушёнкой, разожгли большой костер и под музыку из радиоприёмника устроили вокруг костра пляску. «Танец диких», – пошутил кто-то.
– Вон человек идёт! – крикнул один из парней. – Я видел его на фоне неба, на повороте реки.
Заглушили приёмник. Было слышно шуршание скошенной травы и треск сучьев под ногами идущего человека. Несколько раз окликнули, посветили фонариком – ответа не было. Тогда один, самый нетерпеливый, схватил ружьё и выстрелил.
– Ты с ума сошёл! – закричал я на него. – А вдруг это оперативник, мы же недалеко от них отплыли.
– А почему он не отвечает? – Парень бросился к лодке.
– Один не смей! – остановил его я.
Двое с ружьями заскочили в лодку. Послышался треск сучьев, затем всё стихло. Стало ясно, кто нас посетил. Ружья зарядили пулями, положили в палатках рядом. Хотя спали все, «как убитые».
Утро выдалось ясным и морозным, застыла вода в кружках. В полдень остановились. Я решил поохотиться напоследок и довольно далеко прошёл по низине в поисках уток. На обратно пути решил срезать, ориентируясь на голоса ребят. Внезапно почувствовал запах дыма, а потом и увидел тлеющий костёр. Выглядел он как-то странно, больше походил на небольшой пожар. Я догадался, что это наш вечерний визитёр грел землю, сжигая траву и мелкие сучья и перемещаясь вслед за костром.
Встретили группу туристов из Свердловска. Они поднимались вверх по реке, но из-за поломки мотора вынуждены были остановиться. Рассказали им о беглом заключённом. Оказываются, их уже предупредили проплывшие мимо солдаты. Ночью он подходил к ним, но, у них была собака, которая почуяла незнакомца и залаяла. После выстрела в воздух он удалился.
Вечером приплыли на железнодорожную станцию и остановились у местного лесника. На вопрос, что слышно о беглом заключённом, он засмеялся:
– Поймали. А куда он денется? Его по всей дороге ждали: и милиция, и солдаты.
Через два года я поинтересовался у встреченных в тайге расконвоированных заключённых: «Правда ли, что солдаты, поймав беглого, не оставляют его в живых»? «Нам говорили об этом в лагере, – подумав, сказал один, – но думаю – это они нас просто пугали, чтобы отбить желание к побегу. Ведь охранять «нашего брата» в лесу трудно. Хотя. Я как-то по молодости ударился я в бега. А как услышал лай собак, рванул и остановился только, когда вышел на базу геологов. Им и сдался».
Джемиль Коростелёв
