Воспоминания туриста

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Автор

Осенью 64-го года мы возвращались на электричке с охоты. К нам подсел мужчина и поинтересовался результатами. Узнав, что добыли только одного рябчика, засмеялся:
– Тоже мне охотники! Добыли рябчика и радуетесь! Вот у нас на Конде и лоси, и медведи, а глухаря – не меряно.
– А где эта Конда? – За Ивделем.
– К северу от Ивделя протекает только Лозьва, реки Конды там нет.
– Это не к северу, а к востоку. Мы там железную дорогу строим.
Так я впервые услышал о строительстве дороги Ивдель-Обь.

Зимой 65-го года я лежал в больнице. К нам в палату положили старика, который оказался большим балагуром. В прошлом он работал старшим лесничим на реке
Пелым и, развлекая нас, «потчевал» охотничьими байками. На вопрос «Что делать при встрече с медведем»? он, подумав, авторитетно ответил: «Отбрасывай ружьё, выхватывай нож и бросайся к нему в объятия. Пока он тебя обнимает, ты ему брюхо и разрежешь».

Я расспросил его о строящейся железной дороге, он ответил, что слышал, но точно не знает. Тут другой сосед по палате подал мне журнал «Уральский следопыт», где была напечатана статья о строительстве дороги Ивдель-Обь и приложена карта. Дорога пересекала реку Пелым в районе деревни Вершина. Я спросил старика, знает ли он об этой деревне и откуда такое название? Он ответил, что по народному преданию это поселение основал сподвижник Ермака атаман Иван Кольцо, когда вёз известие о завоевании Сибири Ивану Грозному. Он же основал деревню Пелым в устье одноимённой речки, в которой, по-видимому, и зимовал.

Вот так родился маршрут: подняться на моторной лодке вверх по Пелыму до строящейся железной дороги.

ЧАСТЬ 1. П Е Л Ы М

В сентябре 65-го года мы вчетвером высадились в поселке Пелым, расположенном на узком (не более трёхсот метров) перешейке между реками Пелым и Тавда. Два-три десятка домов. Нет даже магазина, за продуктами плавают в соседнюю деревню или покупают в буфетах проходящих теплоходов. Бросилось в глаза большое кирпичное здание. И это в «медвежьем углу», где и для печей кирпич достать проблема. Во многих избах стоят железные печки. Как в деревне появилось это здание, местные жители не знали, в то время в нем располагался склад.

И только через сорок лет я прочитал в книге «Тайны дома Романовых», что этот дом был построен в 1740-м году для всесильного фаворита императрицы Анны Иоанновны Эрнеста Бирона, сосланного туда по указу новой императрицы Анны Леопольдовны. План дома составил другой фаворит императрицы Бурхард Миних, строитель по специальности. Однако через два года после дворцового переворота, устроенного дочерью Петра I Елизаветой, Миних был арестован и приговорен к смертной казни – четвертованию. Уже на эшафоте казнь была заменена вечной ссылкой в поселок Пелым, куда его отправили вместо освобождённого Бирона, и где он прожил долгих двадцать лет в доме, который сам и спроектировал.

А позднее в Пелымском остроге отбывал ссылку Емельян Пугачев. Из острога он бежал и возглавил крестьянское восстание.

Рядом с домом установлен памятник с надписью: «Вечная память борцам за Советскую власть, погибшим во время кулацкого бандитского восстания в 1921 году». Я заинтересовался и выяснил: это было крестьянское восстание, подобно Тамбовскому, которое явилось ответом на политику Военного коммунизма. Позднее я встречал подобные памятники в Сургуте и Шеркалах. Поистине у этого края богатая история.

Купив лодку и разжившись бензином (большой дефицит), мы пустились в плаванье вверх по реке. Вместе с нами плыл местный житель, который возвращался в свою деревню из районной больницы. Надо отдать ему должное: он нам здорово помог на первых порах с ночлегом и бензином.

У нас было два ружья и полторы сотни патронов. Сидящий на носу лодки, без разбору палил по вылетающим куликам и чиркам.

– Что вы делаете? – возмутился наш спутник. – Зачем патроны жжете? Это же не утки, а чирки!

– А разве чирки не утки?

– Нет. Утки большие, а эти с кулачок. Чирок – он и есть чирок.

– А как вы охотитесь? – спросил я.

– А мы сейчас не охотимся: утка вся в болотах сидит¹ (заливных лугах). К ней на выстрел не подойдёшь. Мы ждём, когда ударят заморозки, «утрянка» по-нашему. Утки тогда вылетают на реку. У нас по берегам тропки протоптаны. Идёшь по ним и внимательно смотришь. Заметил уток, встаёшь на четвереньки и тихо подкрадываешься. Утки в этом случае, не принимая охотника за человека, не улетают, а наоборот – отплывают от берега и собираются в кучу. Вот в неё и палим. По пять-восемь штук за один выстрел. А вы на одного чирка по несколько патронов тратите.

– И сколько же уток вы добываете?

– Бывает до восьмидесяти штук.

– И куда столько?

– Зимой собак корим.

– А почему сами не едите?

– Это морская утка, не вкусная, рыбой пахнет. А собаки ничего, едят.

Расставшись с попутчиком, к концу дня остановились в лагере рыбаков. Их неводом наловили рыбы на уху. Поймали несколько щук, одну довольно крупную. Когда распотрошили, обнаружили в ней щуку поменьше. Решили проверить и её. Внутри оказался щурёнок величиной с карандаш. Как матрёшки!

Вышли в Пелымский Туман, самое большое озеро Свердловской области. Весной оно разливается на добрых сорок километров, осенью – распадается на множество озерков, самое крупное из которых (это примерно десять километров) нам предстоит пересечь.

Берега озера заросли осокой на сотни метров. Уток много, но на выстрел не подпускают. Один из нас, он один был в болотных сапогах, добрый час бродил по осоке, но добыл только одну утку, хотя и большую. Я же, расстреляв не один десяток патронов, ни в одну не попал.

Озеро мелкое, на всем протяжении глубина не превышала метра. Дно, однако, твёрдое – из плотного торфа. Теоретически, можно было бы перейти озеро пешком. Погода отличная, на небе ни облачка, на воде лёгкая рябь. Плывем медленно, непрерывно проверяя глубину. Часто из-под винта вылетает торф. Долго искали место впадения реки в озеро, мешала осока. Догадались подойти к берегу, насколько позволяла глубина, и высадить парня в болотниках, он и нашёл русло.

В деревне Шантальская, последней на маршруте, остановились у старшего егеря. Деревня богатая, разводят чернобурок, мех которых идёт на экспорт, отсюда и хорошее снабжение. У нас кончались патроны. С помощью егеря удалось приобрести боеприпасы и пополнить их запас. Взамен я отремонтировал ему лодочный мотор.

Егерь рассказал нам забавную историю. К ним в промысловое хозяйство приехал охотовед, который много рассказывал о биологии пушных зверей: соболе, кунице, белке. Сказал, как бы, между прочим, что белку, чтобы не повредить шкурку, нужно бить дробинкой в глаз. Охотники – народ практичный. «Слушай, пойдем завтра в лес, – бросил кто-то реплику, – мы тебе белку с ходу найдём. Посмотрим, увидишь ли ты у неё глаз»! Эту байку про дробинку в глаз я слышал ещё в школе. Мне и тогда было непонятно, как это можно сделать? Не заряжать же в патрон одну дробинку. Сколько времени прошло, а вот живуча байка.

В деревне запаслись бензином. Дальше на протяжении ста восьмидесяти километров не будет ни одного населённого пункта, сплошная глухомань.

Нам, однако, не повезло. Километров через пятьдесят сломался лодочный мотор. Пришлось вернуться в деревню, продать всё и возвращаться на попутном катере с оплатой по три рубля с человека. Перед входом в Пелымский Туман остановились на ночлег – моторист не решился плыть через озеро ночью, опасаясь сесть на мель.

Рыбу я ловил различными способами: удочкой, спиннингом, перемётом, сетью. Один раз на глухом лесном озере во время нереста приколол щуку охотничьим ножом, привязанным к палке. У нас была малокалиберная винтовка. Утром я настрелял из неё больше ведра щурят в речушке, которая буквально кишела рыбой. Устье речки пересохло, зашедшая весной рыба оказалась запертой.

На катере, кроме нас, три человека: моторист с помощником и расконвоированный заключённый, который возвращался в базовый лагерь для освобождения. В ближайшей деревне катерники ушли к родственникам обедать, а мы на берегу сварили почти полное ведро ухи. Рыбы было много, так что уха получилась наваристой. Пригласили заключённого. Он сначала поломался для видимости, потом согласился – голод не тетка. Впятером мы съели без малого полведра и развалились на поляне, подставив лица последнему летнему солнцу. Парень, однако, не наелся и взглядом попросил ещё.

– Ешь, – я кивнул ему головой.

– Так хлеба нет.

– Хлеб есть, – и я подал ему булку.

Поняв, что это все его, он съел весь хлеб, откусывая прямо от булки, и всю уху прямо из ведра. Куда это всё могло войти? Если бы сам не видел, ни за что бы не поверил. Наевшись, он осоловел и отвалился на поляну.

– Давно не ел? – спросил я.

– Пять дней. Продукты кончились, а новые подвезли вот этим катером. А мне уже было некогда.

– А что вечером катерники тебя не покормили?

– Нет.

– А почему к нам не пришёл? – Мы ночевали на берегу и ужинали у костра.

– Стыдно было.