Моя охота на глухарей

Охота на глухаря осенью

На севере в одном из посёлков нам подарили щенка мансийской лайки, которая надолго стала нашим помощником и даже кормилицей. На следующий год мы вдвоём собирали клюкву на болоте. Жили в лесной избушке. Утром я вышел первым, приятель задержался. Метров через семьдесят собака стала крутиться возле деревьев, явно выражая беспокойство. Вечером на них сидели рябчики – ещё полностью неоперившиеся птенцы, в которых и стрелять-то было грешно. Я подумал, что и сейчас она «прихватила» рябчиков и стал внимательно оглядывать деревья, предварительно зарядив ружьё «восьмёркой». Подошёл приятель. «Что случилось?» – спросил он шёпотом. «Собака кого-то чует, – также тихо ответил я, – но кого – непонятно». В это время собака резко подскочила к сосне сзади нас и начала царапать кору – облаивать она ещё не научилась. Сосна невысокая, крона только на вершине. Внимательно осматриваю каждую ветку в надежде увидеть рябчика. Внезапно над вершиной кто-то выглянул. Я решил, что это рябчик, и выстрелил через ветки. Сверху свалилась крупная птица. Я увидел огромные когти и, в первый момент, решил, что сбил орла. И только увидев белые подкрылки, понял – это глухарь. Как такая большая птица скрывалась в жиденькой кроне – вопрос?

Небольшое «лирическое» отступление. Я освоил изготовление цилиндрической картечи. Из свинцового прутика, диаметром равным одной трети чокового сужения ружья ножовочным полотном (чтобы не помять) нарезаю цилиндрики, высотой, равной диаметру. В патрон картечь закладывается вертикально в ряд по семь штук, всего двадцать восемь. При выстреле она не расклинивается, чем достигается хорошая кучность, а благодаря большой массе картечин, большая резкость. Я готовил картечь для разных калибров, включая 28-й. Этим зарядом, больше похожим на дробь, я взял крупного селезня на расстоянии не менее 50 м.

Этот забавный случай произошёл в наших угодьях. Нам с другом дали (в порядке поощрения) путёвки на глухаря. Рано утром мы вышли из охотничьей избушки и остановились на кромке старых вырубов. «Ну, что, зарядим?» – шутливо спросил я, намякая на то, что вряд ли удастся встретить глухарей. «Давай зарядим – лениво буркнул он. – Куда пойдём?» Я зарядил правый ствол «тройкой», левый картечью. «Давай пройдём кромкой болота, может кто-нибудь, да и налетит. Вон, уже показались». Прямо на нас летели два глухаря. На расстоянии метров пятьдесят первый сел на вершину сосны. Я выстрелил дробью. Он спланировал и сел недалеко в мелкий сосняк. К нему тут же бросилась собака. В это время на вершину сел второй глухарь. После выстрела картечью он свалился камнем. «Всё! – подумал я. – Охота закончена!» – и даже не стал перезаряжать ружьё. В это время раздалось хлопанье крыльев, и первый глухарь вылетел из сосняка прямо на нас. Я подпрыгнул, стараясь сбить его стволами, но только скользнул по перьям. А друг целится. Ну, уж он точно собьёт! Глухарь отлетел метров за сто пятьдесят и сел на сухарину. «Ты что не стрелял?» – возмутился я. «Понимаешь! Я забыл зарядить ружьё». Мы попытались подойти к глухарю, но он каждый раз перелетал всё дальше и дальше, пока не скрылся совсем. Видимо, дробь только оглушила его.

Второго глухаря я сбил картечью в соседнем районе. Он слетел с вершины сосны, довольно далеко. Не особенно надеясь на успех, я выстрелил картечью. Мне показалось, что он дёрнулся, но быстро скрылся из виду. Я вышел на большие покосы. Двое грузили сено на автомашину. Спросили, как охота. «Здесь охотников больше, чем дичи, всех перестреляли» – сказал один из них. «Да нет, я только что стрелял в глухаря, но он улетел». Спросил, где можно взять воды. «Вон, в яме. Вода хорошая, мы все там берём». Набрав воды, я пошёл в лес, чтобы вскипятить чай. Только я приблизился к краю покоса, как увидел глухаря, который сидел на земле и даже не пытался убежать. После выстрела я удивился: почему такая осторожная птица не улетела. И тут только понял: это был мой подранок.

Охоту на глухарей осенью на берегах Северной Сосьвы я подробно описал в очерке «Воспоминание туриста». В дальнейшем, ссылаясь иногда на него, приведу лишь самые интересные эпизоды.

Вчетвером мы собирали клюкву на болоте. Жили в избушке на краю старой заросшей мхом старицы. Памятуя, что глухари прилетают на костры для «купания» в сухой золе для удаления блох-пухоедов, мы день и ночь жгли костёр на зимней автодороге примерно в двухстах метрах от избушки. Рано утром трое ушли на охоту, четвёртый (у него не было ружья), остался у избушки. Он прилёг возле костерка и задремал. «Проснулся, – рассказывал он, – от хлопанья крыльев. По другую сторону костра стоял глухарь. Я посветил фонариком, он защёлкал клювом. Потушил – успокоился. Так продолжалось с минуту. Потом видимо ему надоело, и он ушёл. Именно ушёл, а не взлетел». Интересно, что большой костёр в противоположность маленькому глухаря не прельстил

Я шёл с ведром на речку за водой. Внезапно на меня сверху бросилась (так показалось) большая чёрная птица. Я даже присел от страха. А глухарь, – конечно, это был он, – пролетев надо мной, сел невдалеке на тропу и стал разглядывать меня. Похоже, он ранее не видел людей. Насмотревшись, петух спокойно удалился в мелколесье. Я понял, что глухарь держится где-то рядом, взял ружьё и отправился на поиски. Мы уже неделю жили без мяса, а лапша порядком надоела. Глухаря я нашёл довольно быстро. Он взлетел и сел на нижний сук сосны. Я подошёл метров на сорок, дальше побоялся, петух меня видел и начал проявлять беспокойство. После выстрела он камнем свалился с дерева, но перед самой землёй выправился и улетел через старицу. Я пошёл за ним без особой надежды. Решил, что на худой конец поищу рябчиков. Глухаря увидел далеко. Вытянув шею, он пробежал мелким ельником и скрылся в буреломе. Выгнать его оттуда мне не удалось. Вернувшись, я рассказал об увиденном. «Я его сейчас найду»! – хвастливо бросил приятель, взял ружьё и ушёл. Вернулся он вскоре, посетовал, что найти глухаря в буреломе невозможно. Вечером мы по обычаю сидели у костра, и пили чай. Предсмертный крик глухаря и хлопанье крыльев слились воедино. Стало ясно: нашего подранка прихватила лиса, она бегала недалеко от избушки в надежде на поживу. Утром мы нашли кучу перьев, всё, что осталось от «нашего» петуха. Лисичка неплохо поужинала.

Сплавляемся вчетвером по глухой таёжной реке. Из-под берега часто вылетают чирки, в которых я стрелял «восьмёркой». Левый ствол был заряжен крупной дробью на случай встречи с глухарём. Петуха мы увидели на отмели из чистого почти белого песка. Когда подплыли метров на двадцать, он стал удаляться. Я выстрелил из левого ствола ему в спину. Глухарь подпрыгнул и полетел над рекой, опорожняя содержимое кишечника в воду. Выстрел в угон мелкой дробью результата не дал. Возмущению приятелей не было предела. Осмотрели место, где сидел глухарь. Следов дроби на песке не было, лежал только войлочный пыж. Патрон был старый, гильза папковая. Дульце гильзы износилось. При стрельбе по чиркам дробовой пыж отошёл, и дробь высыпалась. Так получилось, что стрелял я в глухаря холостым патроном.

Мы стояли на берегу Северной Сосьвы и коптили рыбу, которую развесили на вешала, прикрыли лапником и держали дымный костёр из гнилушек. Так продолжалось три дня. Каждое утро затемно выплывали на лодке в поисках хоть какой-либо дичи. Хотелось мяса – рыба давно приелась, – но нам упорно не везло. На третий день плавали особенно долго. Вернулись часов в девять. Третий товарищ не был охотником, мы взяли его за компанию. Звали мы его Сергеич. Пока мы возились с лодкой, он повесил оба ружья на плечи и пошёл к стану. Каково же было его удивление, когда над «коптильней» он увидел сидящих на деревьях шесть штук глухарей. Сергеич так растерялся, что не смог сообразить, из какого ружья стрелять. А глухари улетели.

Примерно в километре от нашего стана был небольшой галечник. Решили покараулить там. Двое уплыли, а я остался на стане с ружьём – вдруг глухари снова прилетят. На галечнике приятель присел и закурил, а Сергеич с ружьём отошёл в лес. Он решил, что глухарь выйдет именно оттуда. А он прилетел со стороны реки. Это был крупный петух. Сел он в нескольких шагах и стал рассматривать приятеля. Когда тот затягивался, и сигарета светилась, глухарь недовольно щёлкал клювом. Так продолжалось несколько минут, пока не была выкурена сигарета. Сергеичу надоело торчать в лесу, и он пошёл на берег. Услышав шаги, глухарь улетел. Интересно, что он не боялся человека, но, услышав шаги охотника, поспешил ретироваться. На следующее утро я взял этого глухаря. Ничего интересного, мы просто подплыли к нему на лодке. Почему-то людей в лодке птицы не боялись.

Втроём мы поднимались на моторке по реке Висим. Сергеич взял с собой сына-подростка. Тот любил поспать, и мы охотились без него. Рано утром поднимались вверх по реке километров на пять, и спускались по течению. Я сидел на корме с веслом и кинокамерой, Сергеич на носу с ружьём. Очень крупного петуха мы увидели издалека. После выстрела он взлетел, но быстро завалился и сел за поворотом реки. Когда мы подплыли, глухарь сидел на берегу и не пытался даже убежать. Сергеич замахнулся на петуха шестом, но промазал и выпал из лодки, хорошо хоть на мелком месте. Я выскочил на берег и бросился к глухарю. А он, растопырив крылья, раскрыл клюв, показывая всем своим видом, что намерен дорого продать жизнь. Я выхватил нож и попытался схватить левой рукой его за шею. Но тут он бросился на меня и схватил клювом за мотню. Хорошо, что брюки были свободного покроя. С трудом, оторвав его от штанов, я воспользовался ножом, и бросил тушку в лодку. Сергеич ухохотался: «Ты бросился на глухаря, как тореадор на быка»!

А этот способ охоты на глухарей рассказал мне знакомый, который собирал клюкву в болоте вдоль железной дороги Тавда-Усть-Аха. Эта дорога, построенная по распоряжению Хрущёва, идёт фактически в никуда. По ней в то время ходил один поезд в сутки, причём к товарным вагонам прицепляли один-два пассажирских. Способ лова подсказал ягодникам путеобходчик. Из ивового прута сгибается квадрат со стороной 0,5-0,7 м. Раскалённым прутом диаметром около 8 мм в центре противоположных сторон квадрата прожигается отверстие так, что вся конструкция становится похожей на букву «Ф». Прут вбивается как можно выше в столб возле железной дороги, при этом рамка устанавливается горизонтально и держится за счёт трения. Глухарь, перед тем как приземлиться на полотно, садится на что-нибудь высокое и осматривается. Вот таким «насестом» и является рамка, которая поворачивается под тяжестью глухаря, и он повисает вниз головой. В этом положении разжать когти петух не может. Остаётся периодически обходить ловушки и снимать «дань». Обходчик отвёл им километр пути, с которого они и кормились.

Вчетвером мы поднялись на моторке в верховья речки Кырсым, притоке Северной Сосьвы. Рано утром сплавляемся обратно на веслах. С нами приятель с сыном. Они раньше не охотились на глухарей и с нетерпением ожидали встречи с ними. Табун птиц мы увидели на отмели, выйдя из-за поворота. Их было не меньше десятка. Я торопливо снимаю кинокамерой, отец с сыном (они сидели в носу лодки) палят непрерывно. «Прекратить огонь! – закричал на них мой старый друг по туристическим походам, который сидел на корме. – Вы тут всё перестреляете! Ворвались в курятник!» Оно и верно – взяли шесть штук. В устье речки встретили двух местных подростков на моторной лодке, которые тоже искали глухарей. Мы похвастались добычей. Для нас это было даже слишком много. Начало сентября, погода тёплая, куда девать мясо? Поделились с ними. «Это что! – сказал один из парнишек. – Вот, когда начнутся заморозки, «утрянка» по-нашему, на этой речке за утро до тридцати штук удаётся взять». Промысел есть промысел. Что тут скажешь?

Зима

Похвастаться зимней охотой на глухаря не могу. На север в это время мы не ездили. В наших угодьях охоту на боровую дичь разрешали до 1 ноября, далее путёвки выдавали только на зайца. Глухарей, конечно, видели. Много встречалось лунок в снегу, особенно в феврале во время учёта по «зимней тропе». А один раз глухарь ночевал даже у меня на даче. За всю мою практику мне довелось добыть только два петуха, когда я жил на Северном Урале

В конце ноября я натаскивал молодого гончака. Чтобы собака не путалась, выбирал места, где заячьих следов было мало. Рано утром я вышел на маленькой станции и углубился в лес. Снега было примерно до половины валенка, поэтому я счёл более удобным двигаться по санной дороге. Глухарь налетел неожиданно, – впрочем, часто так и бывает. Он летел высоко, я даже принял его поначалу за косача. После выстрела петух стал заваливаться на левое крыло и скрылся за лесом. Я взял курс по компасу, чтобы не сбиться, и направился искать глухаря или, хотя бы, его следы. Прошёл довольно далеко, когда услышал хлопанье крыльев и поспешил на звук. Молодой пёс прижал петуха и, как зайца, хватал его за спину. Я отогнал собаку и стал настраивать фотоаппарат. Экспонометр показал, что света недостаточно. Решил подождать, когда рассветёт. Внезапно, вытянув шею, глухарь бросился бежать. Одним прыжком собака догнала его, схватила за шею и придавила. И что я не снял его, пусть даже с большой выдержкой? Пришлось довольствоваться натюрмортом. Как молодой гончак, фактически щенок, сообразил, что надо погнаться за глухарём – вопрос?

Много лет спустя я навестил брата. Решили прогуляться в лес. Брат взял с собой сына-подростка, чтобы поучить стрелять из ружья. Я несколько отделился от них. Услышал выстрел и увидел летящего надо мной глухаря. Выстрелил вдогонку картечью и понял, что попал – петух перестал махать крыльями, только планировал. В поисках следов (или трофея) мы с братом разошлись, сын пошёл между нами. «Нашёл!» – услышали мы радостный крик. Битый глухарь лежал неподвижно, уткнувшись в снег. Дома мальчик взахлёб рассказывал деду с бабкой, как он нашёл добычу.

Весна

Весенняя охота на боровую в Свердловской области за всю мою более чем полувековую практику не открывалась ни разу. Разрешалась только (да и то не всегда) в северных районах охота на утку и вальдшнепа. В своих угодьях весной при учёте «на тропе» мы неоднократно видели глухарей, один раз даже девять штук, но вот послушать токование удавалось немногим. На севере мы видели глухарей, в основном копалух. Одна сидела на гнезде, другая клевала камешки на дороге, но вот на ток только один раз нас с кинооператором сводил старик-манси. Он разрешил взять одного петуха, что я и сделал. Глухарь не токовал, а как-то кашлял. «Ойка мансин (старый глухарь), – сказал старик, – потому и кашлял». Мы отсняли токующих глухарей, особенно был доволен кинооператор. У него был телеобъектив, поэтому кадры получились крупные. Я снимал любительской камерой, к петуху старался подкрасться как можно ближе. Глухарь токовал на горизонтальном суку. Завидев меня, перелетел на вершину невысокой ёлки. Я включил кинокамеру и пошёл прямо на него. А петух (вот ведь наглость) набрал в клюв иголок, плюнул в меня и улетел.